В традиционных обществах переход ребенка от родных родителей к другим взрослым проходил для социума незамеченным, так как в более «древних» культурах система общины, рода имела больший вес, чем семейная система, ребенок принадлежал расширенной системе, а не родителям, и если родители не могли его воспитывать или умирали, никакой проблемы не возникало, дети просто начинали жить с другими взрослыми из своего окружения. До сих пор есть страны, в которых практически нет детей-сирот, так как традиции подразумевают принадлежность ребенка не родителям, а окружающему обществу, дети переходят в другую семью естественным образом. Вплоть до недавнего времени в некоторых культурах даже существовали традиции, подкрепленные идеей о том, что ребенок имеет принадлежность системе большей, чем родительская. Например, в Японии, если в семье младшего брата появлялся сын, а у старшего пока сыновей не было, существовала традиция отдавать новорожденного первому по сиблинговой иерархии. Младший брат мог оставить себе ребенка лишь тогда, когда семья старшего брата уже воспитывала наследника (Brodzinsky, Schechter, 1990). В Казахстане даже в конце ХХ века оставалась традиция: молодые семьи должны были отдавать своего первенца на воспитание родителям. Таким образом бабушки и дедушки получали ребенка «взамен выросших», он брал на себя функцию заполнения «опустевшего гнезда» (Жуйкова, Печникова, 2014).
В европейском и американском обществе принадлежность ребенка именно родителям существует более сотни лет, именно поэтому родители могут «отдать» и «взять» ребенка. Государство и общество, приняв на себя ответственность за заботу о детях, которые «никому не принадлежат», стало значимой фигурой в ситуации семейного устройства. По сути, оно стало не только опекать тех, у кого нет рядом родителей, оно стало принимать решения об отобрании детей у кровных родителей, если они, с точки зрения общества, не заботятся о детях в должной мере, передавать в другие, приемные семьи, если они соответствуют требованиям, и вновь забирать, если новые семьи не оправдали возложенных ожиданий. Так сформировался конфликт власти между государством, кровными семьями, приемными семьями, ведь стало непонятно, кому в первую очередь «принадлежит» ребенок, какая система (общественная, биологическая семья или принимающая семья) имеет более высокое иерархическое положение при принятии решений. Этот конфликт крайне актуален и в России, где семейное устройство, как и многие другие сферы социальной жизни, развивалось в ускоренном режиме после советского периода, когда нужно было быстро перестроить функционирование общества под новые ценности.
В большинстве западных стран существует два типа принимающих родителей: усыновители (adoptive families) и профессиональные родители (foster families). В первом случае распределение власти происходит в сторону семьи, государство вмешивается в ее жизнь на тех же условиях, как и в жизнь кровной семьи. Во втором случае власть принадлежит государству в большей мере, оно включено в жизнь семьи, диктует правила взаимодействия, оценивает родителей. В России есть несколько юридических форм семейного устройства, часть из которых больше не развивается, однако еще существует (патронат), есть промежуточные между семейными и институциональными формами устройства (семейные воспитательные группы, деревни SOS). Ключевых форм устройства на данный момент три: усыновление (ребенок юридически по правам не отличается от кровного), безвозмездная опека (родитель выполняет свои функции до совершеннолетия, есть ряд социальных льгот), приемная семья (родители опекают до совершеннолетия, получают зарплату как профессионалы, государство заключает с ними контракт и диктует правила взаимодействия). Однако в связи с регулярными правовыми изменениями, отсутствием понятия «профессиональная» семья, отсутствием системы профессионального взаимодействия между родителями и государством границы между этими формами размыты, одна и та же семья может переходить из одной формы в другую, меняя свои отношения с социумом. Непроясненность «правил игры» между обществом и принимающими семьями, борьба за власть, хаотичность ролей, отсутствие доверия — нередко делают отношения между двумя системами малоэффективными, почти всегда идентифицированным пациентом, проблемы которого системы выставляют на первый план, своеобразным «полем битвы», становится ребенок-сирота, а его симптоматика — аргументом для обеих сторон.
В этой ситуации психологическая помощь, с опорой на классические идеи системного семейного подхода, имеет ряд перспектив выхода за рамки узкого восприятия проблем детей-сирот как лишь последствий депривации и травматизации. Анализ межсистемного взаимодействия, в частности принимающей семьи и общества, вносит в социально-психологическую помощь темы: нарушения границ, лишения иерархического статуса значимых подсистем, исключения значимых членов систем, отсутствия гибкости структур и искаженности коммуникаций в системах и многие другие. Идеи изоморфизма, наличия соответствия структуры и динамики одной системы другой, используются как в ходе психотерапии, так и в ходе супервизии. Так терапевт может выдвигать гипотезы, например, о параллелях между обесцениванием ребенком приемных родителей, приемными родителями — кровных родителей, социумом — и кровных, и приемных семей. Интервенции, связанные с развитием уважения и принятия на том системном уровне, который доступен для терапевта, могут оказывать влияние на аналогичные процессы по принципам изоморфизма. Похожим образом супервизор может анализировать параллели между системными процессами в семье и тем, что происходит между терапевтом и семейной системой в ходе совместной работы, а в некоторых случаях — между супервизором и психотерапевтом. Таким образом, изменения терапевтических процессов могут быть катализаторами для внутрисемейной динамики в сторону улучшения функционирования, а если посмотреть шире, изменения в приемной семье могут, в свою очередь, оказывать влияние на межсистемные взаимодействия в сфере семейного устройства.