обзор DOI — 10.24411/2587-6783-2019-10001 СТАТЬЯ НА КИБЕРЛЕНИНКЕ

Три стороны одной и той же привязанности: люди и их домашние питомцы

Федорович Елена Юрьевна
МГУ им. М.В.Ломоносова, факультет психологии

Федорович Елена Юрьевна
• Кандидат психологических наук
• МГУ им. М.В.Ломоносова, факультет психологии
• Старший научный сотрудник
• Москва, Россия
• labzoo_fedorovich@mail.ru
Установление людьми сильных эмоциональных связей — переживаемых ими как привязанность или как эмоциональная зависимость — со своими домашними питомцами позволяет последним выполнять функцию поддержания и регуляции семейного гомеостаза. Кроме того, «облегченная», безопасная и отчасти односторонняя форма эмоциональных отношений с животными-компаньонами дает хозяевам домашних питомцев возможность получать эмоциональную поддержку в ситуациях, когда подобная поддержка со стороны людей ограничена или невозможна.

Однако другой стороной антропоморфного атрибутирования домашним питомцам человеческих качеств привязанности является то, что биологические потребности животных нередко не распознаются и поэтому не удовлетворяются, что может приводить к утрате домашнего питомца или эскалации конфликтов интересов между людьми и питомцами.

Поведение классических домашних питомцев — кошек и собак, отбор которых в последние десятилетия велся в соответствующем направлении, — облегчает антропоморфные атрибуции и проективные процессы. Несмотря на это, у каждого из этих биологических видов есть характерные особенности поведения при установлении и поддержании взаимодействий с людьми. Знание таких особенностей важно, так как нереалистичные ожидания хозяев, основанные на антропоморфном атрибутировании в отношении поведения разных видов животных, являясь одной из главных причин отказа от домашних питомцев, нередко приводят к дальнейшей психологической травматизации. Особенности поведения и потребностей разных видов домашних питомцев также необходимо учитывать и при включении животных в терапевтический процесс. Как показывают современные исследования, привязанность людей к домашним питомцам не приводит к надежному и стабильному изменению эмоционального благополучия семьи, скорее отражая его, чем приводя к его улучшению.
Ключевые слова: домашние питомцы • привязанность • семейная система • эмоциональные отношения человека и домашних питомцев
Tree legs of the same loyalty: people and their pets
Elena Fedorovich
• PhD in Psychology
• General Psychology Department of Psychology
• Senior research fellow
• Moscow, Russia
labzoo_fedorovich@mail.ru

The establishment of strong emotional connections by people — experienced by them as attachment or as affection — with their pets, allows the latter to perform the function of maintaining and regulating family systems homeostasis. In addition, a "lightweight", safe and partly one-sided form of emotional relationship with companion animals, allows pet owners to receive emotional support in situations where such support from humans is limited or impossible. However, the other side of anthropomorphic attribution to pets of human qualities of attachment is that the biological needs of animals are often not recognized and therefore not satisfied, which can lead to the loss of a pet or escalation of conflicts of interest between humans and their animal companions.

The behavior of the most common pets — cats and dogs, the selection of which in recent decades was conducted in the appropriate direction, facilitates anthropomorphic attribution and projective processes in the same ways. Despite this, each of these species has specific behaviors in establishing and maintaining interactions with humans. Knowledge of these features is important, as based on anthropomorphic attribution unrealistic expectations of owners in relation to the behavior of different species of animals, being one of the main reasons for abandoning a pet, often lead to further psychological trauma. Peculiarities of behavior and needs of different types of pets should also be taken into account when including animals of different species in the therapeutic process. Modern studies show that people’s attachment to pets does not lead to a reliable and stable change in the emotional well-being of the family, rather reflecting it than leading to its improvement.

Keywords: pets, attachment, family system, human-pet relationships
В последние десятилетия, наряду с нарастающим кризисом брака, уменьшением его нормативно-ролевой функции, утратой влияния «общественно одобряемых» стандартов и возрастанием значимости эмоционального комфорта (Варга, Будинайте, 2014), от 60% до 85% семей в Европе, США, Канаде, Австралии, России и ряде азиатских стран (прежде всего, Китае) включают в себя домашних питомцев на правах «членов семьи».
Одна из основных функций домашних питомцев [далее — ДП] с точки зрения системной психологии семьи — регуляция и поддержание гомеостаза семейной системы при прохождении ею нормативных кризисов (Федорович и др., 2015). ДП, как и люди, могут триангулироваться в отношения членов семьи, что является возможным благодаря наделению хозяевами невербальных коммуникаций с животными особыми (сходными при взаимодействиях с людьми) смыслами (Федорович, Варга, 2009). ДП воспринимаются как переживающие сильные эмоциональные связи со своими хозяевами, как преданные компаньоны, которые не склонны судить, лояльны, верны и доверяют своим хозяевам (Smolkovic et al., 2012). Одним из самых сильных состояний, переживаемых людьми по отношению к своим питомцам, является ощущение ими привязанности (attachment) к ДП и/или переживание эмоциональной зависимости (affection) от своих ДП.
Особенности установления и поддержания привязанности к домашним питомцам
Некоторые авторы считают, что природа эмоциональной связи, которую испытывает человек к своим домашним питомцам, принципиально та же, что и природа привязанности, которая возникает у ребенка в раннем детстве по отношению к родителю или другой фигуре привязанности (например, Doherty, Feeney, 2004). Люди ищут у своих питомцев успокоения и утешения, особую роль при этом играют тактильные контакты; в ситуациях тревоги питомцы могут стать для доверяющих им людей «базой безопасности», что позволяет последним «исследовать» окружающий мир и т. п. Есть работы, показывающие, что люди с разными типами привязанности по-разному ведут себя со своими домашними питомцами (Kurdek, 2008; Zilcha-Mano et al., 2011). Однако ряд ученых считает (Crawford et al., 2006; Prato-Previde et al., 2003; Rehn et al., 2014), что привязанность, которую испытывает человек к животному, и та привязанность, которую испытывает человек к другому человеку, могут быть двумя разными эмоциональными отношениями, которые мы называем, за неимением другого слова, «привязанностью».

Не вдаваясь в природу этих споров (это самостоятельная большая тема), следует отметить, что, как и все иные взаимодействия с домашними питомцами, установление и поддержание человеком привязанности к домашним питомцам имеет ряд «облегчающих» характеристик по сравнению с таковыми с людьми. Например, в случае установления гипотетических эмоциональных уз с домашними питомцами, по сравнению с тем, что происходит при взаимодействиях с людьми, для человека существенно понижен риск отвержения и неполучения согласия на такие отношения со стороны партнера, эти отношения могут устанавливаться (решение завести питомца, спонтанно подобрать на улице или взять у знакомых) и заканчиваться (появление «аллергии», решение отдать питомца в «хорошие руки») в любое удобное для человека время. Можно выйти из этих отношений когда захочешь. И можно войти в эти отношения когда хочешь; можно менять партнеров (при переездах в другой дом или квартиру, например, одних питомцев могут брать с собой, а других — отдавать).

«Облегченная», безопасная и отчасти односторонняя форма эмоциональных отношений с домашними питомцами позволяет людям, имеющим ранние травмы и с трудом или ограниченно поддерживающим устойчивые эмоциональные отношения с другими людьми, испытывать привязанность к своим домашним питомцам. Например, было показано, что люди, которые болезненно привязаны к домашним питомцам, с большой долей вероятности имеют диссоциативные расстройства (Brown, Katcher, 2002).

Следует подчеркнуть, что поведение современных классических домашних питомцев (кошек и собак) облегчает проективные процессы, поддерживая у людей иллюзию взаимности. Однако, будучи сильно эмоционально привязанными к своим ДП, большинство владельцев не замечают, что их питомцы находятся в стрессе, или иных форм их эмоционального неблагополучия. Примеры этого часто встречаются в интернете. Например, «собаки-улыбки», которыми часто восхищаются молодые женщины: мимическая демонстрация собак, которую хозяйки считают «застенчивой» или «выражающей радость от спасения» улыбкой, нередко свидетельствует о состоянии неблагополучия и тревоги у собаки (Федорович, 2016). Хозяева кошек воспринимают то, что одна кошка постоянно следует за другой (или за людьми), смотрит на них не отрываясь, как признак их «дружбы», хотя речь идет о том, что одна кошка пытается постоянно контролировать поведение другой (или хозяев), никогда не расслабляясь, даже во сне (дремлет, полуприкрыв глаза) (Федорович, 2017). Другие примеры неправильной интерпретации мотивации и эмоционального состояния своих ДП мы обсудим ниже. Здесь следует сказать, что людям в каком-то роде и «не надо» и даже «опасно» знать о реальном эмоциональном состоянии своих питомцев, так как это не позволило бы приписывать им те эмоциональные смыслы взаимодействий, которые необходимы их хозяевам. Это может наносить даже психические травмы. Поэтому те, кто профессионально занимается коррекцией поведения животных, выполняющих функции ДП, сталкиваются с огромными трудностями в виде сопротивления хозяев следовать их инструкциям. Те же профессионалы, которые работают с людьми (психотерапевты среди них), нередко, по моим наблюдениям, просматривают богатый проективный материал, будучи вовлеченными в значимые эмоциональные отношения с собственными ДП.
Особенности поведения кошек при установлении и поддержании взаимодействий с людьми
Наиболее часто встречающимися домашними питомцами по всему миру являются кошки и собаки. И хотя и те и другие в равной степени признаются городскими жителями «членами семьи», в отношениях с ними существуют различия, обусловленные разным биологическим происхождением этих видов.

Кошки и собаки эволюционно происходят от предков, у которых поведенческие и эмоциональные механизмы поддержания связей между незнакомыми и знакомыми индивидами достаточно различные. Для всех животных важна предсказуемость поведения социальных партнеров. Однако кошка и собака имеют разные поведенческие возможности поддержания этой предсказуемости.

У кошки, как животного, происходящего от предка, который вел преимущественно одиночный образ жизни, основным способом преодоления стрессовых ситуаций является уход и прятанье, затаивание (The domestic cat, 2014). И хотя доместикация кошек, а также отбор подходящих ДП в последние 30−40 лет привели к тому, что кошка стала более выразительна для нас в своем поведении и более внимательна, в свою очередь, к поведению людей, у кошек очень мало очевидных форм коммуникации, посредством которых они могут добиваться изменения поведения партнеров-людей в ситуациях, когда надо улаживать конфликты. Многие люди интровертированного склада предпочитают кошек. Отчасти причиной этого является то, что поддержание социальной аффилиации кошками не предполагает, что мы будем взамен что-либо активно делать.

Как и у всех домашних питомцев, основными «межвидовыми» формами взаимодействия кошек с людьми являются виды аффилиативного поведения — поддержания и подтверждения связей внутри группы. В случае кошек — это приветствие: подойти с поднятым хвостом (кончик свешен набок), потереться. Кстати, вот наглядный пример того, как мы не понимаем реального смысла поведения кошки. На самом деле кошка трется тогда, когда она скорее «не понимает» ситуацию, чем спокойна. Например, было показано, что кошки значимо чаще трутся о своих хозяек, когда те находятся в подавленном или депрессивном состоянии и не готовы общаться ни с кем, даже со своими питомцами (это наблюдение было сделано в работе, показавшей, что кошки помогают одиноко живущим людям лучше преодолевать кратковременные депрессивные состояния. В то же время содержание кошки никак не увеличивало количество дней с приподнятым настроением и повышенной активностью) (Rieger, Turner, 1999).

Другой пример — на кухне сидят члены семьи и гости. Кошка подойдет и «протрет» гостей, которых она не боится, но не хозяев. Это форма своеобразного приветствия, и каждое приветствие — это подтверждение статуса кво, стабильности, предсказуемости.

Самым верным признаком аффилиации кошки является поддержание тактильного контакта во время отдыха. Это то, что человек очень ценит в кошке («когда мне плохо, она всегда приходит ко мне и ложится рядом»). И когда мы садимся перед телевизором, а кошка устраивается поблизости, мы воспринимаем это как поддержку. С точки зрения такой кошки, действительно — вы достаточно надежный социальный партнер, от которого она не ожидает ничего плохого.

Но у кошки есть и другая особенность. Подобный мир может «прерваться» достаточно неожиданно (для человека), если он будет настаивать на более интенсивном взаимодействии, и обратиться в свою противоположность — укусы, шипение и царапанье. Непредсказуемость кошек в этом плане для людей отражена опять же в устоявшихся представлениях о том, что кошки «независимы», «капризны» и «гуляют сами по себе».

Кошки могут относиться к своим хозяевам по-разному. Одни воспринимают живущих в доме людей как надежных социальных партнеров, любят спать, тесно прижавшись к ним (или устраиваясь сверху на голове), часто сами запрыгивают на колени, мурлыкают, когда их гладят. Другие кошки могут всю свою жизнь в доме поддерживать дистанцию с членами семьи и при этом следить за ними, следуя из комнаты в комнату. Такие кошки могут не любить, когда их гладят, и избегать любых тактильных контактов. Важным моментом является то, что поведение кошки в целом мало сопряжено с тем, считает ли ее хозяин (хозяйка), например, привязана к нему/ней кошка или нет. Например, «моя кошка — настоящая королева/королевских кровей», «она смотрит на нас свысока и не позволяет, чтобы ее хватали там всякие» и т. п. — часто встречаемое описание кошек, у которых в раннем онтогенезе была ограничена т. н. социализация к людям (нередко это происходит из-за того, что котята, которых «усыновляют» из приютов или даже покупают у заводчиков, первые 10−12 недель своей жизни проводят без достаточного количества контактов с людьми или взаимодействуют только с 1−2 людьми. Такие котята, став взрослыми, будут настороженно относиться к людям в течение длительного периода времени, если не всю жизнь). Однако это не помешает их хозяевам считать, что кошки привязаны к ним, они придумают много (впрочем, довольно стандартных) сценариев, объясняющих, почему кошка «не любит сидеть на коленях». Например, часто можно услышать: «Она у нас гордая», «Она у нас особенная» и «ей пришлось так много пережить в детстве, что она перестала доверять людям/мужчинам» и т. д.

Хозяевам кошек практически невозможно признать, что кошки больше привязаны к распорядку жизни в доме, чем к ним. И кошки очень чутки к тому, чтобы этот распорядок оставался стабильным. Например, если хозяева приходят домой в одно и то же время, кошка будет сидеть у входной двери, «встречая их», даже если они в этот день находятся дома.

Если кошку переселяют в другую квартиру (или с дачи в городской дом) или, на чем нередко сейчас настаивают ветеринарные врачи, оставляют после операции «для присмотра» в гостинице при клинике, она будет в значительной степени страдать от того, что нарушены привычные для нее пространство и распорядок дня. Было показано, что значительный процент кошек, которые были сданы в приют, заболевают в течение первых 3 недель. Я часто говорю: «когда вы едете на дачу, собаку возьмите с собой, а кошку оставьте дома». Очень часто люди уезжают на два дня на дачу, выпускают из переноски кошку, и та исчезает, выходя к хозяевам перед отъездом обратно. Нередко оказывается, что она просто сидела, затаившись, где-нибудь под домом. Чтобы освоиться в новом месте, кошке необходимо время. Особенно это трудно для тех кошек, которые были ограничены в опыте в раннем онтогенезе.

Кошка плохо относится к тому, когда в доме появляются новые животные. Например, люди (судя по себе) нередко считают, что в то время, когда их нет дома, кошке грустно/скучно одной, и, «чтобы ей не было скучно», заводят еще одну кошку. Крайне мало шансов, что между кошками — резиденткой и новичком — возникнут дружелюбные отношения. Одна из самых распространенных причин стресса у современных кошек-ДП — это заведение для нее «друзей» (The domestic cat, 2014). По всем этим причинам модные «кото-кафе» являются формой современной городской культуры, воспринимающей мир только лишь с антропоцентрической точки зрения, с позиции поиска «человеческих смыслов».

Хозяева кошек-ДП, следуя своим проективным сценариям, обычно не видят, что две кошки — новая и старая — находятся в стрессе (и, естественно, это невозможно им объяснить, так как объяснение будет идти вразрез со смыслами, стоящими за подобными действиями хозяев). Например, кошка-резидент может просто сидеть в коридоре, на «стратегическом» перекрестке, и другая кошка не сможет пройти ни покушать, ни в туалет (или наоборот). Но человек обычно и здесь придумывает различного рода сценарии, «обслуживающие» эту неблагополучную с точки зрения самих кошек ситуацию. Нередко они затрагивают тему «спасения», «одиночества» и «особого отношения к хозяину». В значительной степени такие сценарии несут много проективного материала. Интересно, что хозяева «неблагополучных» квартир, где содержится много кошек без должного ухода за ними (речь даже не идет о людях — «накопителях животных), не замечают, казалось, уж очевидного в этом случае неблагополучия животных. «Накопители животных», как это описывалось, не замечают даже трупов животных, которые находятся в квартире.

Любые отклонения от представления хозяина о том, что кошка «привязана и любит его», могут привести к негодованию и обиде хозяина на «неблагодарность» партнера, которого он считает надежным и безопасным. Например, кошку везут в ветеринарную клинику, и, когда вынимают ее из переноски, она от страха вонзает когти в своего хозяина. Нередко такая ситуация становится для человека трагедией, так как он, в плену своих проекций и проективных ожиданий, не прощает такого вероломного «предательства». Так как за сильной привязанностью к домашним питомцам нередко стоят какие-то детские травмы либо репрезентации ненадежных типов привязанностей, предполагающих опасность близких отношений, то проявление со стороны кошки такого, с точки зрения человека, «неблагодарного отношения» может привести к обрыванию этих связей. Нереалистичные ожидания от ДП называются одной из главных причин возвращения кошек в приюты в Великобритании, США, Австралии (это те страны, по которым есть хоть какая-то статистика) — до 60% в первые шесть месяцев жизни в семье.

Хочется подчеркнуть еще раз: у кошки очень мало понятных нам, людям, не только средств аффилиации, но и возможностей «уладить конфликт» при помощи прямой коммуникации (что с легкостью делают собаки). Чтобы избежать конфликта, кошке надо убежать. Если не получается, тогда уж «драться» (например, при анализе 1,3 миллионов электронных медицинских карт в США была обнаружена связь наличия депрессии и обращений к врачу с покусами, нанесенными ДП. Особенно высоким уровень депрессии был у имеющих кошачьи покусы женщин (85,5%)) (Hanauer et al., 2013).

Чтобы успокоиться, кошке нужно спрятаться. В современных квартирах кошкам жить тяжело: под кроватью места нет, шкафы тоже от пола до потолка. Все поддерживают чистоту, кучи «полезных вещей» нигде не лежат. Нельзя запрыгнуть на полку, там стоят ценные сувениры.

Как проявляется стресс у кошек? Начала «гадить» куда-нибудь — это самый очевидный стресс. Начала царапать, начала постоянно прятаться. Обычно люди воспринимают такое поведение кошек как «начала вредничать». Люди нередко наказывают кошек за подобное «плохое» поведение, усиливая тем самым состояние стресса у питомца. Когда советуешь реорганизовать пространство, мало кто соглашается с этим: «картонные коробки поставить, нет-нет, это невозможно». Консультируя хозяев «неблагополучных кошек», постоянно сталкиваешься с парадоксами, которые непонятны, если не обращаться к реальным смыслам содержания питомцев в городских квартирах. Например, любя (точнее эмоционально завися от своих питомцев), люди редко соглашаются что-либо поменять в квартире или распорядке дня.

Нередко у меня спрашивают: «Знаете, наша кошка начала везде писать». Я задаю вопрос: «Что произошло в вашей семье?», ответ обычно одинаков: «Ничего не произошло». Люди не видят ситуацию с точки зрения домашних питомцев. Через некоторое время я узнаю, что в квартире появилась сиделка для старенькой мамы или кошка часто оказывается заперта на балконе, потому что плохо видящий пожилой человек ее там не замечает. Или же я случайно слышу, как хозяйка, только что заверившая меня, что ничего не произошло, тут же рассказывает другой женщине, что у них вся мебель у соседки стоит, так как в квартире идет ремонт.

То, что для людей радостное событие, для кошки — стресс. Можно сказать, что кошка «усилила свое я» этим запахом. Например, это происходит в ситуации с «пописала в ботинок». Приходит незнакомый человек, раздевается, кошка писает ему в ботинок. Это происходит потому, что ботинок сильно пахнет или человек очень громогласный или пытался схватить кошку. Хотел показать, как он ее любит, а она пошла, пометила все, что можно, заодно этот ботинок или рюкзак, который стоит в коридоре.
Особенности поведения собак при установлении и поддержании взаимодействий с людьми
Собак в целом мы понимаем лучше, чем кошек (хотя ошибаемся в интерпретации их мотивации и эмоциональных состояний так же много). Эволюционно собаки происходят от вида, который жил в группе (Miklósi, 2015). А что нужно для жизни в группе? Необходимо понимать намерения других индивидов, уметь выражать собственные намерения, а также формировать сложные поведенческие стратегии улаживания конфликтов. Есть такая гипотеза, что в ходе эволюции положительные эмоции появились в качестве средства для поддержания отношений в группе. То есть у тех видов животных, которые живут в сложно-структурированных группах, позитивные, достаточно богатые положительные эмоции и различные стратегии «примирения после конфликтов» являются средством, скрепляющим индивидов в этой группе. Между индивидами формируются и поддерживаются длительные эмоциональные узы (bonds). Эмоции проявляются в целом ряде внешних форм экспрессивного поведения — как визуального, так и акустического. У собак, как правило, люди хорошо интерпретируют агрессию по акустическим характеристикам (лай, рычание и т. п.), но не отличают ее от игрового поведения, если им доступны только визуальные сигналы (например, виляние хвоста, мимика). Маленькие дети и неопытные во взаимодействиях с собаками люди при интерпретации их мотивации и объяснении поведения смотрят преимущественно на морду, игнорируя другие внешние признаки — движения, позы. Ошибки людей обусловлены несколько отличающимися мимическими и поведенческими проявлениями эмоций у псовых и приматов, эволюционными потомками которых мы являемся. Примером является «улыбка» собак — растянутые кончики губ, обнажающие более или менее язык и зубы. Когда собаке что-то не нравится, у нее активно задействована мимика. Например, она показывает зубы либо широко открывает рот с высунутым языком, «улыбается». Не придавая значения положению ушей, тонусу тела, движению хвоста и т. п., мы часто ошибаемся, не отличая мимику, предупреждающую о намерении броситься в атаку, и мимику, выражающую приглашение к игре (Федорович, 2016).

Как и в случае с кошками, формы межвидовой коммуникации собак, которые направлены на поддержание контактов с людьми, — это, как правило, элементы характерного для этого биологического вида аффилиативного поведения (в том числе взгляд, прикасания, обнюхивания, помахивание хвостом, припадание на лапах и т. п.). Основной функцией аффилиативного поведения является обеспечить такую коммуникацию, чтобы в группе было «все стабильно». И очень часто низкоранговые индивиды живут дольше, спокойнее и здоровее, чем высокоранговые (что показано на разных группах животных, не только на собаках). Главное, чтобы было понятно, что делать в той или иной ситуации, а также понятно (предсказуемо), как на твои действия будет реагировать тот или иной индивид. Поэтому, если в группе случается что-то непредвиденное (кто-то на кого-то напал), сразу же включаются действия, призванные «вернуть все на место» или прояснить намерения других индивидов. Одним их таких действий является так называемое «постконфликтное поведение», или примирение, описанное для приматов Франсом де Ваалем (де Вааль, 2019). У домашних собак, как и у других животных, ведущих групповой образ жизни, тоже есть много форм постконфликтного примирения. Например, когда мы ругаемся на собаку, она может начать лизать нашу руку. Либо, когда мы ругаемся, собака, отводя назад уши и растягивая рот «в улыбке», плотно прижимается к полу. Весь интернет пестрит картинками, как собакам хорошо живется в доме, но при этом демонстрируются фотографии собак, изо всех сил старающихся «примирить» хозяина. Многие сигналы «примирения» собак (Ругос, 2008) используются хозяевами для проективных описаний, используемых в семейных сценариях.

Как это ни удивительно, но, в отличие от нас, собаки, выращенные в кругу семьи, в городской квартире и хорошо «социализированные» к людям, будут хорошо читать по выражению нашего лица наши намерения и уметь управлять нашим поведением. Отчасти это объясняется тем, что у собак нет возможности размышлять о том, любят ли их, преданы ли им и как сильно к ним привязаны, они «читают» поведение и наши намерения и эмоции в ситуации «здесь и теперь». Собака очень внимательна к направлению нашего взгляда, к установлению контакта глазами. Она может определить, на какое место или объект смотрит хозяин, и быстро сориентироваться, как себя вести (Miklósi, 2015). Семейные собаки могут реагировать на малейшие изменения мимики быстрее и внимательнее, чем мы сами. Мой любимый пример: экспериментаторы просили хозяев сказать собаке, что нельзя есть печенье, после чего хозяева выходили из комнаты. Когда они возвращались, им либо говорили правду (собака съела печенье / не съела печенье — для этого лакомство убирали со стола), либо дезинформировали (собака съела печенье / не съела печенье). Поведение собаки — принимала ли она позу «примирения» — зависело от того, что говорили хозяину, а не что делала на самом деле собака. Собаки успевали среагировать на изменение мимики — поднятие бровей и т. п. — хозяина, даже если он не отдавал себе в этом отчета.

В ситуациях неопределенности собаки «делегируют» нам принимать решение. Например, когда вы гуляете с собакой, вам надо пойти либо налево, либо направо. Собака остановится на этом перекрестке, на вас взглянет и пойдет туда, куда вы посмотрите. В одном из экспериментов, когда собаки оставались одни в комнате (по аналогии с тестом Эйнсворт, хозяин уходил из комнаты, оставляя собаку одну, а затем в комнату входил незнакомец), те животные больше всего скулили, скребли дверь и проявляли другие признаки стресса, хозяева которых при соответствующем тестировании набрали больше баллов по шкале «невротизм». После того, как хозяин возвращался, более интенсивно искали пространственной близости (что интерпретировалось их хозяевами как «привязанность») опять же собаки «невротических хозяев» — тех, кто больше всего отдавал невербальных и вербальных команд (Rehn et al., 2014). Собаки уверенных в себе хозяев были, если интерпретировать с человеческой точки зрения, менее «привязанными» (а на самом деле причиной этого было более уверенное и последовательное поведение их хозяев).

Для собак важно понимать, что они включены в группу. И они постоянно проверяют это. При правильном выращивании и дрессировке собаки готовы делать то, что хотят их хозяева, и получать за это подтверждения в поддержании предсказуемых для них отношений.

Как я уже говорила, формы аффилиативного поведения, которые демонстрируют нам собаки, в целом понятны и воспринимаются нами «по умолчанию» как установление и поддержание позитивных взаимодействий. Один из наиболее важных для нас знаков, помимо поддержания пространственной близости, — тактильный контакт. Мы, люди, как и многие приматы, в норме успокаиваемся, когда гладим друг друга, прижимаемся друг к другу. Однако у собак роль тактильного контакта при поддержании эмоциональных связей не столь велика. Для нас очень важно гладить собаку, однако многие не хотят (не могут) поверить, что семейные собаки в целом терпят, когда их гладят люди. Мы их «переглаживаем» (Serpell, 2007). В аффилиативном поведении ни собак, ни, кстати, кошек нет широкого пространства для тактильных контактов. Индивиды, имеющие «дружеские» связи, могут спать вместе, прижавшись друг к другу. Кроме этого, кошки и собаки вылизывают друг друга.

Собаки больше, чем кошки, подходят экстравертам. Потому что хорошо социализированная собака требует от нас каких-то внешних экспрессивных действий: говорить, взмахивать руками, вести себя более активно при взаимодействиях с ней. Если мы этого не делаем, собака начинает нас провоцировать. Например, мы устали, сидим, читаем книжку. Собака привлекает внимание: будет долго смотреть в лицо, подключит вокализацию (подскуливание), может подойти вплотную, положить лапу на колени, поддеть мордой ладонь. То есть постоянная проверка: «Все так, как я предполагаю?». И если мы начинаем вести себя странно, то кошка начинает тереться о наши ноги, а собака поддевать нас носом или провоцировать на какие-то другие привычные ей действия.

Надо понимать, что мы содержим питомцев только благодаря тому, что современным городским жителям характерно антропоморфное атрибутирование нашим питомцам человеческих качеств. Без атрибуции домашним питомцам человеческих качеств проективные механизмы не работают. Собственно говоря, большинство современных горожан не заводило и не содержало бы кошек и собак, если бы этот механизм не работал. Примеров этому множество. Хозяевам Д П часто не нравится, когда поведение их собаки может быть проинтерпретировано как дружелюбие к другим людям. Преданность, в представлении хозяев собак, должна проявляться в их безоглядной готовности защищать своих хозяев. Хозяевам очень трудно смириться с тем, что нормально выращенная собака маленького размера не будет нападать на более старшую и крупную собаку, а попытается выказать ей почтение. Есть дикие с точки зрения здравого смысла случаи. В моей практике встретился случай, когда хозяин — одинокий мужчина — усыпил подращенного щенка ротвейлера, когда тот раз за разом «радостно» приветствовал ветеринарного врача, после чего неизменно падая на спину.

Во многом благодаря антропоморфному атрибутированию животным-компаньонам нравственных императивов, эмоций и чувств, испытываемых людьми при привязанности друг к другу, становится возможным встраивание ДП в систему эмоциональных взаимодействий членов семьи. Основной функцией ДП, как уже говорилось, становится триангуляция взаимодействий членов семьи, прежде всего супругов, между собой, а также родителей/родителя и детей. Я часто слышу о таких ситуациях от своих коллег — дрессировщиков. Например, жили-поживали муж, жена и собака. Прекрасная собака, хлопот никаких (со слов) не доставляет, все ее любят. Муж умирает, жена тут же отдает собаку. На все уговоры отвечает: «я с ней перестала справляться». Или, например, живут муж, жена, собака. Собака старая, очень больная. Супруги, вопреки совету врача ее усыпить, так как она страдает, тянут ее, покупают памперсы, лекарства, тратят много денег на визиты врачей и т. д. Застилают свою кровать пластиком, так как собака спит с ними, а мочу уже не удерживает. Собака умирает, через два-три месяца супруги разводятся. В американском исследовании, которое должно было найти ответ, какие факторы приводят к тому, что взятых из приюта собак не отдают обратно, было показано, что такой фактор, как «собака спит в кровати хозяина», положительно коррелирует с тем, что собаку не возвращают. По своей надежности фактор «спит в кровати» превосходил такие факторы, как возраст, пол и порода собаки. Однако это другая тема — тема триангуляции ДП и взаимодействий между супругами, которую мы затрагивали в ряде работ (Варга, Федорович, 2009, 2010, 2018; Федорович, Емельянова, 2014).
Животные в психотерапевтических контекстах
Что касается участия животных в терапии, то здесь мне хотелось бы отметить кратко два аспекта. Животные, используемые в разных формах так называемой анималотерапии, нередко находятся в стрессе. Например, при работе в группе детей собаки сталкиваются с ситуацией, когда незнакомые люди ее трогают, хватают при этом в ином ритме, за другие места, чем привыкли животные. Семейная собака предугадывает, как и где вы ее будете гладить. Эти паттерны взаимодействий хозяина и собаки, если это семейная собака, очень устойчивы, стабильны, рутинны. А тут ее хватают совершенно непредсказуемым образом. У меня была одна студентка, она писала работу о влиянии общения детей-инвалидов с живой собакой на восприятие ими животных. Процедура предполагала, чтобы дети гладили собаку и задавали вопросы. Студентка брала для работы со слепыми и плохо видящими детьми, живущими в интернате, свою собственную собаку. Слепые дети по-другому гладят собак, более интенсивно, в другом ритме, в других местах. Через три подобных занятия собака, как только видела, что они подъезжают к учреждению, где жили эти дети, начинала мелко дрожать. И студентка стала жалеть свою собаку, пришлось раньше времени прекратить работу.

Мои знакомые психологи, когда используют своих (подготовленных!) собак при работе с группами детей, обязательно дают им отдыхать, в течение сеанса через определенные промежутки времени выводя из комнаты. И все равно собаки покрываются перхотью, лысеют. Иногда их отправляют в долгий отпуск для реабилитации — несколько недель не приводят на работу.

Это один аспект. Есть другая сторона работы с собаками в программах т. н. «канистерапии» — собака должна быть специально подготовлена и сертифицирована. Как оказалось, не так уж много собак пригодны для такой работы, так как они должны быть хорошо социализированы к людям, очень важно, чтобы они легко обучались и перестраивали поведение. Например, собаки, выросшие в загородных домах и поэтому недостаточно социализированные, чаще всего не проходят специальное тестирование на пригодность быть «собакой-терапевтом». Они плохо перестраиваются, они непластичны. Собака, если не может избежать неприятных для нее контактов, может стать опасной. Однако количество волонтеров, предлагающих своих питомцев, гораздо больше пригодных собак.

Есть еще один момент, о котором крайне мало пишут. Я наблюдала, что нередко сами «канистерапевты», особенно волонтеры, не являющиеся профессиональными психологами или иными профильными специалистами, используют свою собаку не для работы с клиентами, а для создания барьера между собой и детьми-инвалидами или пожилыми людьми. Некоторые волонтеры (и даже психологи) буквально физически отгораживаются в пространстве «ребенок — собака — специалист», выставляя между собой и ребенком/пожилым человеком своего питомца, разделяя пространство между собой и ними. Проиллюстрирую это на примере одного американского исследования. Авторы брали интервью у волонтеров, которые приезжали в дома престарелых со своими собаками. Предполагается, что все пожилые люди получают особую радость, когда им дают возможность пообщаться с домашними питомцами. (Как мне представляется, для пожилых и находящихся длительное время в стационарах пациентов крайне важным является общение с людьми, которые к ним приезжают, а если условием для приезда и взаимодействий с людьми является собака, то «так уж и быть», они ее погладят. Кроме того, некоторые пациенты стационаров агрессивно или со страхом относятся к собакам, но про это пишут мало). Как показало исследование, неподготовленные к тому опыту, с которым они сталкивались в домах престарелых (старые, больные люди; частые смерти, обрывающие завязавшиеся эмоциональные связи), волонтеры «заслонялись» своими питомцами, и эмоционально, и физически. Их собаки становились для них надежным буфером, стабильным и предсказуемым «островком» в хаосе не совсем понятных им реакций, действий, событий при работе с непредсказуемыми, нередко агрессивными людьми. Тот же процесс я наблюдаю у канистерапевтов, работающих с очень тяжелыми детьми. Нередко их собака служит для них эмоциональным буфером для того, с чем они сталкиваются в своей работе. И нередко сам канистерапевт гладит и обнимает собаку, в то время как дети бегают по комнате. Продолжая эту тему, в одной из работ, изучавшей, как появление собак в домах, где живет ребенок-аутист, повлияло на психологическое благополучие ее членов, было показано, что больше всего выиграли матери этих детей. После появления собаки поведение детей менялось мало, и эти изменения во многом были опосредованы изменившимся эмоциональным состоянием матерей.
Связь привязанности к домашним питомцам с психическим благополучием их хозяев
Хотя в СМИ широко пропагандируется, а многими работающими с людьми специалистами (и психологи, и психотерапевты нередки среди таковых) считается, что владение ДП априори приносит пользу членам семьи, в которой они живут, в том числе облегчая переживание ими эмоционального неблагополучия (стрессов, депрессивных состояний, тревоги, чувства одиночества и отверженности другими), эти утверждения остаются во многом предположением, нежели научным фактом. Хотя взаимодействия с семейными питомцами могут облегчать текущие эмоционально неблагополучные состояния их хозяев, в целом прямой связи между наличием ДП в семье и психическим (как и физическим) благополучием их хозяев, при системном научном изучении, не прослеживается.

Например, так называемые «национальные» исследования продемонстрировали парадоксальные связи между владением ДП и психологическим и физическим здоровьем их хозяев. Финское исследование более 21 000 взрослых сообщило, что хозяева собак и кошек находились в группе повышенного риска не только по гипертонии, высокому холестерину, язве желудка, мигрени и другим заболеваниям, но и по депрессии, паническим атакам; при этом среди молодежи — хозяев ДП — в большей степени были распространены психиатрические/эмоциональные заболевания, а среди группы людей 50−54 лет — соматические, по сравнению с людьми, не имевшими питомцев (Koivusilta, Ojanlatva, 2006). Опрос 39 995 жителей Швеции выявил, что владение ДП было связано как с позитивными, так и с негативными аспектами здоровья. Например, у хозяев ДП в целом было более хорошее состояние физического здоровья, их хобби в большей степени было связано с природой и/или садоводством, однако при этом они в большей степени страдали от психических проблем (тревожные состояния, хроническая усталость, бессонница, депрессия), чем люди, не имеющие дома ДП (Müllersdorf et al., 2010).

Может возникнуть возражение, что следовало бы опрашивать не всех хозяев, а только тех, кто испытывает привязанность к своим ДП. Однако и здесь данные оказались парадоксальными. Например, было показано, что пожилые люди, которые жили в одиночестве с любимыми кошками, были столь же депрессивны и одиноки, как и те люди, которые жили в одиночестве, но без питомцев, что предполагает, что кошки сами по себе не вносят существенного вклада в психическое благополучие своих хозяев, если те одиноки (Enmaker et al., 2015). Сходным образом, испытывавшие сильную привязанность к своему ДП, пожилые канадцы (имевшие низкие уровни социальной поддержки) сообщали о более высоких уровнях переживания одиночества и депрессии по сравнению с теми, кто имел ДП, но не был сильно эмоционально зависим от них (Miltiades, Shearer, 2011). Или вот еще: в исследовании 150 австралийцев (средний возраст 49 лет) сильная привязанность к ДП стала значимым позитивным предиктором психологического неблагополучия в форме депрессий, тревожности и соматоформных симптомов, даже еще более сильным предиктором, чем пол, брачный статус, возраст и количество членов семьи (Peacock et al., 2012). Важным, на мой взгляд, выводом многих подобных исследований является то, что эмоциональное (и физическое) благополучие или неблагополучие владельцев ДП зависит не от простого их присутствия в доме, а от возможностей имеющейся у них социальной и психологической поддержки со стороны других людей. Включенность Д П в систему эмоциональной регуляции семейной системы объясняет, как нам представляется, тот факт, что привязанность к домашним питомцам не приводит к надежному и стабильному изменению эмоционального благополучия своих хозяев, скорее отражая его, чем приводя к его улучшению.
В качестве заключения
Современная городская культура создала особый социальный конструкт — «домашний питомец». В разных странах, в разные времена и у разных народов представления о «домашнем питомце» и, соответственно, предписания, ограничения, нормы отношений к тем животным, которые считались «домашними питомцами», отличались (Serpell, 2017). Самым ярким примером являются предписания, каких животных люди могут использовать в качестве еды, а каких нет.

Наиболее важными и частыми требованиями современных городских жителей так называемой западной культуры к «домашним питомцам» являются атрибутируемая им «способность» беззаветно любить, принимать и поддерживать своих хозяев. Заведение и содержание ДП позволяют современным горожанам, столкнувшимся с изменением уклада жизни (прежде всего семейного), находить дополнительные смыслы и возможности переживания эмоций. Высокая значимость подобных, предоставляемых взаимодействиями с ДП, возможностей проявляется в колоссальном увеличении количества ДП в течение последних 30−40 лет. Рост и количества ДП, и количества содержащих их семей в США, Великобритании, Канаде, Австралии и ряде европейских стран в последние пять лет приостановился, однако в Азии и ряде стран Латинской Америки, где усиливаются процессы урбанизации, растет доход населения и происходит утрата национальных культурных предписаний, количество ДП продолжает увеличиваться. Тем не менее, затраты на ДП в тех семьях, где они живут (при параллельном развитии сети дополнительных сервисов «для домашних питомцев» — страхование, иглоукалывание, детские сады и пр.), продолжают существенно увеличиваться во всех перечисленных странах. Для России, с моей точки зрения, надежной статистики по этому вопросу не существует. Однако существующие немногочисленные данные позволяют предположить аналогичные процессы.

Эмоциональная зависимость от животных-компаньонов, разумеется, не подобна другим аддикциям, которые напрямую вредят здоровью человека. Однако выстроенные по «проекту» человека эмоциональные взаимодействия выполняют функцию некой субституции, которая очень часто не дает нам, вопреки расхожему мнению, раскрывать свой потенциал. Любить собак и кошек легче, чем любить людей. Совет психотерапевта, с которым мне привелось несколько раз сталкиваться, — чтобы после развода с женой мужчина «для тренировки» завел собаку — с моей точки зрения, крайне вредный совет. Взаимодействие с домашним питомцем, будь это кошка или собака, не может, с моей точки зрения, эффективно подготавливать к взаимодействию с людьми.

Сами по себе ДП не делают ни нас, ни тем более наших детей более компетентными, гуманными и нравственными. Более того, нередко мы сталкиваемся с парадоксальным расхождением реалий с нашими ожиданиями и возлагаемыми на заведение ДП надеждами. Подобное расхождение нередко интерпретируется хозяевами как еще одно «предательство», как еще одно подтверждение ненадежности окружающего мира и опасности эмоциональных отношений.

Следуя собственным сценариям, мы приписываем домашним питомцам человеческие возможности, проецируем на них наши ожидания, не замечаем их собственных потребностей и эмоциональных состояний и при этом не желаем (или не можем) ничего про все это слышать.
Литература
• Вааль, Ф. (2019). Политика у шимпанзе. Власть и секс у приматов. М: Издательский дом ВШЭ.

• Варга, А. Я., Будинайте, Г. Л. (2014). Современный брак: новые тенденции. В А. Я. Варга (ред.), Системная психотерапия супружеских пар (с. 9–27). М.: Когито-Центр.

• Варга, А. Я., Федорович, Е. Ю. (2009). О психологической роли домашних питомцев в семье. Вестник Московского государственного областного университета. Серия Психологические Науки, 1(3), 22–35.

• Варга, А. Я., Федорович, Е. Ю. (2010). Участие домашнего питомца в жизненном цикле семейной системы. Вопросы психологии, (1), 56–65.

• Варга, А. Я., Федорович, Е. Ю. (2018, октябрь 3-6). Домашние питомцы в контексте семейных отношений. В Ю. П. Зинченко, О. А. Карабанова, Н. Н. Васягина, Е. И. Захарова (ред.), Психологические проблемы современной семьи: сборник материалов VIII Международной научно-практической конференции 3-6 октября 2018 года, с. 646–650. Екатеринбург: Уральский государственный педагогический университет.

• Бейкер, К., Варгa, А. Я. (ред.). (2005). Теория семейных систем Мюррея Боуэна. М.: Когито-Центр.

• Федорович, Е. Ю., Варга, А. Я. (2009). Животные-домашние питомцы — в системе невербальной коммуникации семьи. Психология общения XXI век: 10 лет развития. Материалы конференции 8–10 октября 2009 г. (т. 2, с. 157–158). Москва.

• Федорович, Е. Ю., Варга, А. Я., Митина, О. В. (2015). Появление домашних питомцев в семье в зависимости от возраста детей. Вестник Московского университета. Серия 14: Психология, (2), 77–92.

• Федорович, Е. Ю., Емельянова, С. А. (2014). Функции животных-домашних питомцев в поддержании гомеостаза семейной системы в зависимости от этапа жизненного цикла семьи (по результатам контент-анализа описаний хозяевами своих питомцев). Семейная психология и семейная терапия, (3), 88–108.

• Федорович, Е. Ю. (2016). 4 улыбки вашей собаки. Наша психология.

• Федорович, Е. Ю. (2017). Те, кто не похожи на людей: что питомцы думают о нас. Вокруг света, (1).

• Brown S.-E., Katcher, A. (2001). Pet attachment and dissociation. Society&Animals, 9(1), 25–41.

• Crawford, E. K., Worsham, N. L., & Swinehart, E. R. (2006). Benefits derived from companion animals, and the use of the term "attachment". Anthrozoös, 19(2), 98–112.

• Doherty, N. A., & Feeney, J. A. (2004). The composition of attachment networks throughout the adult years. Personal Relationships, 11(4), 469–488.

• Enmarker, I., Hellzén, O., Ekker, K., & Berg, A. G. T. (2015). Depression in older cat and dog owners: the Nord-Trøndelag Health Study (HUNT)-3. Aging & Mental Health, 19(4), 347–352.

• Hanauer, D. A., Ramakrishnan, N., & Seyfried, L. S. (2013). Describing the relationship between cat bites and human depression using data from an electronic health record. PLoS One, 8(8), e70585.

• Koivusilta, L. K., & Ojanlatva, A. (2006). To have or not to have a pet for better health?. PLoS One, 1(1), e109.

• Kurdek, L. (2009). Pet dogs as attachment figures. Journal of Social and Personal Relationships, 25(2), 247–266.

• Miklósi, Á. (2015). Dog behavior, evolution and cognition. Second Edition. Cambridge University Press.

• Miltiades, H., & Shearer, J. (2011). Attachment to pet dogs and depression in rural older adults. Anthrozoös, 24(2), 147–154.

• Müllersdorf, M., Granström, F., Sahlqvist, L., & Tillgren, P. (2010). Aspects of health, physical/leisure activities, work and socio-demographics associated with pet ownership in Sweden. Scandinavian journal of public health, 38(1), 53–63.

• Peacock, J., Chur‐Hansen, A., & Winefield, H. (2012). Mental health implications of human attachment to companion animals. Journal of clinical psychology, 68(3), 292–303.

• Prato-Previde, E., Custance, D. M., Spiezio, C., & Sabatini, F. (2003). Is the dog-human relationship an attachment bond? An observational study using Ainsworth's strange situation. Behaviour, 225–254.

• Rehn, T., Lindholm, U., Keeling, L., & Forkman, B. (2014). I like my dog, does my dog like me?. Applied animal behaviour science, 150, 65–73.

• Rieger, G., & Turner, D. C. (1999). How depressive moods affect the behavior of singly living persons toward their cats. Anthrozoös, 12(4), 224–233.

• Serpell, J. (2017). The Domestic Dog: Its Evolution, Behavior and Interactions with People, 2nd Edition. Cambridge University Press.

• Smolkovic, I., Fajfar, M., & Mlinaric, V. (2012). Attachment to pets and interpersonal relationships: Can a four-legged friend replace a two-legged one? Journal of European Psychology Students, 3(1).

• Turner, D. C., Bateson, P. (eds). (2014). The domestic cat. The biology and behavior. Third Eddition. Cambridge University Press.

• Zilcha-Mano, S., Mikulincer, M., & Shaver, P. R. (2011). Pet in the therapy room: An attachment perspective on animal-assisted therapy. Attachment & human development, 13(6), 541–561.

Для цитирования:
Авторы: Федорович Е.Ю.
Выпуск: №3 2019
Страницы: 5–18
DOI — 10.24411/2587-6783-2019-10001